https://maysuryan.livejournal.com/3002341.html
Участница республиканской милиции. 1936 год14 апреля 1931 года Испанию покинул её король Альфонсо XIII из династии Бурбонов. Очевидно, после того, как его дальнему родственнику, Людовику XVI Бурбону, отсекли голову французские якобинцы, Бурбоны стали более осторожными и благоразумными, и стремились покидать свои страны при появлении первых признаков революции, не дожидаясь того неприятного момента, когда становится совсем горячо.
Так началась Испанская революция, одно из первых масштабных сражений с фашизмом в Европе. Закончившееся, увы, победой фашизма. Но даже такая, потерпевшая поражение революция всё-таки по-своему прекрасна, хотя бы потому, что только она порождает вот такие лица, как эти:
Республиканка. Известно её имя — Марина Хинеста. Она дожила до 2014 годаКак писал некогда В.И. Ленин о первой русской революции 1905 года: «Посмотрите, как быстро выпрямляется вчерашний раб, как сверкает огонёк свободы даже в полупотухших глазах».
Немецкий доброволец из батальона имени Тельмана в Испании. 22 сентября 1936
Теодоро Андреу (1870–1935). «Испанская Республика». 1931Почему испанская революция проиграла? Если говорить совсем коротко, то потому, что революционеры в ней проявили нерешительность, согласились на заведомо проигрышный союз с либералами ради мнимого «единства». Но, как афористично сказал позднее Че Гевара, «революция подобна велосипеду — если не движется, то падает». Если бы в 1917 году в России все социалисты согласились на такое, то русская революция тоже была бы непременно раздавлена генералом Корниловым или адмиралом Колчаком. А здесь её раздавил Франко, принявший в 1936-м титулы генералиссимуса и каудильо (вождя).
Провозглашение Испании республикой. 1931Илья Эренбург не без иронии описывал всё, порождённое таким парадоксальным союзом несоединимого:
«Испания официально именовалась «республикой трудящихся всех классов»; это название было придумано не юмористом, а вполне серьёзными депутатами кортесов. Трудящиеся различных классов трудились по-разному... Республика мало что изменила: голодные продолжали голодать, богачи глупо, по-провинциальному роскошествовали. Я разговаривал с андалузскими батраками, которые не вырабатывали в год и одной тысячи песет. «Трудящийся» герцог Орначуэлос обладал шестьюдесятью тысячами гектаров: он любил охоту и приезжал в свою вотчину на одну неделю. В Мурсии жил некто Сьерва; ему принадлежала земля, оцениваемая в двадцать пять миллионов песет. Он занимался политикой и расстреливал забастовщиков. После революции он отбыл за границу, оставив на посту управляющего, который продолжал собирать деньги за аренду. Все были объявлены трудящимися: держатели акций, феодалы, монахи, сутенёры».
«В школьной тетрадке я увидел диктовку «наш благодетель король», а на следующей странице — «наша благодетельница республика трудящихся».
1937. Ворота Алькала в Мадриде. Портреты Сталина, Литвинова и Ворошилова, герб СССР и лозунг «Да здравствует СССР!»«Маленькая деревня с длинным именем Сан-Мартин де Кастаньеда поразила меня редкой даже в Испании нищетой... Деревня стояла на берегу озера, изобилующего форелями, озеро принадлежало богатой мадридской домовладелице, и управляющий зорко следил, чтобы голодные крестьяне не похитили рыбёшки. Одна крестьянка с горечью сказала доктору: «Что же, дон Франсиско, республика сюда ещё не доехала?..
После моей поездки в Испанию я написал книгу о том, что увидел. Ещё до выхода этой книги в Москве её издали в Мадриде под названием «Испания — республика трудящихся». Доктор... прочитал крестьянам главу, где я рассказывал о голоде, об озере, о мадридской даме. Крестьяне на следующий день окружили дом управляющего и потребовали, чтобы он тотчас отказался от прав на рыбу. Пошли телеграммы в Мадрид, и перепуганная домовладелица уступила. Крестьяне прислали мне благодарственное письмо, приглашали в Риваделаго, обещали накормить форелями. К чему скрывать — это письмо меня обрадовало, ведь очень редко писатель видит, что его книга что-то на свете изменила. Обычно книги меняют людей, а это процесс долгий и незаметный. Здесь же я понял, что помог крестьянам Риваделаго уничтожить вековую несправедливость. Пусть моё участие в этом деле и было случайным, пусть деревня маленькая, да и победа была недолгой (вряд ли фашисты оставили форель бунтовщикам), всё равно я порой вспоминаю эту историю и радуюсь».
Илья Эренбург (1891—1967)Ещё некоторые эпизоды революции после начала гражданской войны, в описании Эренбурга:
«В древней столице Испании, в городе, облюбованном туристами, шёл поединок между благородством народа и бесчеловечными законами войны. Жена фашистского коменданта Алькасара полковника Москардо жила в городе. Кольцов изумился: «И вы её не арестовали?…» Авторитет советских людей был велик, но испанцы не дрогнули: «Женщину? Мы не фашисты…»
«Мадридское правительство хотело показать миру своё отличие от Франко, и, когда фашисты, засевшие в Алькасаре, попросили прислать к ним священника, было объявлено короткое перемирие.
Несколько фашистов вышли из крепости. Дружинники стояли близко, началась перебранка. Вот моя запись: «Бандиты! Мы за бога и за народ!» — «Бога можешь оставить себе, а за народ мы». — «Врёшь! Мы за народ! Подлецы курят, а мы вторую неделю без табака». (Дружинник молча вынимает пачку сигарет. Лейтенант закуривает.) «Выписали священника? Видно, вам крышка…» — «Скоро придут наши, тогда мы вам покажем». — «Жди второго пришествия». — «Ждать уж недолго — ваши удирают как зайцы». — «Враки! А ты почему бороду отпустил? В рай захотелось?» — «Чем прикажешь бриться? Саблей?» (Другой дружинник достаёт из кармана пакетик с ножиками для бритвы и даёт фашисту)... Если есть что-либо поучительное в истории Алькасара, то это битва двух миров: народа разгневанного, но глубоко человечного, и военщины с её безупречной дисциплиной и столь же безупречной бесчеловечностью. Победило не великодушие…»
1936. Барселона. Баррикада из погибших лошадей«Только в Наварре, в этой испанской Вандее, крестьяне поддержали мятежников; там были сильны церковь и карлисты (сторонники одного из претендентов на испанский престол, потомка дона Карлоса). Но в Наварре было четыреста тысяч жителей, а в Испании без малого тридцать миллионов. Во всех областях, где мне привелось побывать в годы войны — в Каталонии, Новой Кастилии, Валенсии, Ламанче, Мурсии, Андалузии, Арагоне, — подавляющее большинство населения ненавидело фашистов.
Но рабочие умели работать у станков, крестьяне — пахать землю, врачи — лечить, учителя — учить, а на стороне Франко были кадровые военные, которые, хорошо или плохо, умели воевать. У фашистов оказались также крепкие части наёмников — Иностранный легион, марокканцы».
«Я видел старых крестьянок, которые приводили своих сыновей в казармы; когда им отвечали, что людей и так много, не хватает ружей, они повторяли: «Но он испанец, он не может сидеть дома…»
Участник войны на стороне республиканцев Джордж Оруэлл писал:
Джордж Оруэлл (1903—1950)«Из всего нагромождения лжи, которая отличала католическую и реакционную прессу, я коснусь лишь одного пункта — присутствия в Испании русских войск. Об этом трубили все преданные приверженцы Франко, причем говорилось, что численность советских частей чуть ли не полмиллиона. А на самом деле никакой русской армии в Испании не было. Были лётчики и другие специалисты-техники, может быть, несколько сот человек, но не было армии. Это могут подтвердить тысячи сражавшихся в Испании иностранцев, не говоря уже о миллионах местных жителей. Но такие свидетельства не значили ровным счетом ничего для франкистских пропагандистов, из которых ни один не побывал на нашей стороне фронта. Зато этим пропагандистам хватало наглости отрицать факт немецкой и итальянской интервенции, хотя итальянские и немецкие газеты открыто воспевали подвиги своих «легионеров». Упоминаю только об этом, но ведь в таком стиле велась вся фашистская военная пропаганда. Меня пугают подобные вещи, потому что нередко они заставляют думать, что в современном мире вообще исчезло понятие объективной истины. Кто поручится, что подобного рода или сходная ложь в конце концов не проникнет в историю? И как будет восстановлена подлинная история испанской войны? Если Франко удержится у власти, историю будут писать его ставленники, и — раз уж об этом зашла речь — сделается фактом присутствие несуществовавшей русской армии в
Испании, и школьники будут этот факт заучивать, когда сменится не одно поколение».
1937 год. Русский белогвардейский журнал повторяет фейк о Красной Армии в ИспанииЕщё Оруэлл о том, какая атмосфера царила в революционной Испании:
«Я приехал в Испанию с неопределёнными планами писать газетные корреспонденции, но почти сразу же записался в ополчение, ибо в атмосфере того времени такой шаг казался единственно правильным.
Фактическая власть в Каталонии по-прежнему принадлежала анархистам, революция все ещё была на подъёме. Тому, кто находился здесь с самого начала, могло показаться, что в декабре или январе революционный период уже близился к концу. Но для человека, явившегося сюда прямо из Англии, Барселона представлялась городом необычным и захватывающим. Я впервые находился в городе, власть в котором перешла в руки рабочих. Почти все крупные здания были реквизированы рабочими и украшены красными знаменами либо красно-чёрными флагами анархистов, на всех стенах были намалеваны серп и молот и названия революционных партий; все церкви были разорены, а изображения святых брошены в огонь. То и дело встречались рабочие бригады, занимавшиеся систематическим сносом церквей. На всех магазинах и кафе были вывешены надписи, извещавшие, что предприятие обобществлено, даже чистильщики сапог, покрасившие свои ящики в красно-чёрный цвет, стали общественной собственностью. Официанты и продавцы глядели клиентам прямо в лицо и обращались с ними как с равными, подобострастные и даже почтительные формы обращения временно исчезли из обихода. Никто не говорил больше «сеньор» или «дон», не говорили даже «вы», — все обращались друг к другу «товарищ» либо «ты» и вместо «Buenos dias» говорили «Salud!»
Чаевые были запрещены законом. Сразу же по приезде я получил первый урок — заведующий гостиницей отчитал меня за попытку дать на чай лифтёру. Реквизированы были и частные автомобили, а трамваи, такси и большая часть других видов транспорта были покрашены в красно-чёрный цвет. Повсюду бросались в глаза революционные плакаты, пылавшие на стенах яркими красками — красной и синей, немногие сохранившиеся рекламные объявления казались рядом с плакатами всего лишь грязными пятнами. Толпы народа, текшие во всех направлениях, заполняли центральную улицу города — Рамблас, из громкоговорителей до поздней ночи гремели революционные песни. Но удивительнее всего был облик самой толпы. Глядя на одежду, можно было подумать, что в городе не осталось состоятельных людей. К «прилично» одетым можно было причислить лишь немногих женщин и иностранцев, — почти все без исключения ходили в рабочем платье, в синих комбинезонах или в одном из вариантов формы народного ополчения. Это было непривычно и волновало. Многое из того, что я видел, было мне непонятно и кое в чём даже не нравилось, но я сразу же понял, что за это стоит бороться. Я верил также в соответствие между внешним видом и внутренней сутью вещей, верил, что нахожусь в рабочем государстве, из которого бежали все буржуа, а оставшиеся были уничтожены или перешли на сторону рабочих. Я не подозревал тогда, что многие буржуа просто притаились и до поры до времени прикидывались пролетариями.
К ощущению новизны примешивался зловещий привкус войны. Город имел вид мрачный и неряшливый, дороги и дома нуждались в ремонте, по ночам улицы едва освещались — предосторожность на случай воздушного налёта, — полки запущенных магазинов стояли полупустыми. Мясо появлялось очень редко, почти совсем исчезло молоко, не хватало угля, сахара, бензина; кроме того, давала себя знать нехватка хлеба. Уже в этот период за ним выстраивались стометровые очереди. И всё же, насколько я мог судить, народ был доволен и полон надежд. Исчезла безработица и жизнь подешевела; на улице редко попадались люди, бедность которых бросалась в глаза. Не видно было нищих, если не считать цыган. Главное же — была вера в революцию и будущее, чувство внезапного прыжка в эру равенства и свободы. Человек старался вести себя как человек, а не как винтик в капиталистической машине».
А это 19 мая 1939 года, редкая тогда цветная фотография. Парад в честь победы фалангистов в испанской гражданской войне. Проводит парад генералиссимус Франсиско Франко. Фотографировал в цвете немецкий фотограф Хуго Йегер (потом его снимки стали собственностью журнала «Life»).
На лозунг красных «No pasaran!» («Они не пройдут!») генерал Франко иронически ответил словами «Hemos pasado!» («Мы прошли!»). Надписи на триумфальной арке гласят «Victoria. Franco. Franco. Franco...», то есть «Победа. Франко. Франко. Франко...»
Нет-нет, это не гей-парад, а традиционные народные танцы суровых испанских
вышиванок фалангистов:
Юные барабанщики Франко:
Маршируют чёрные рубашки:
А возвращаясь к тому, с чего всё началось — с бегства короля Альфонсо XIII (1886—1941) в апреле 1931 года, то советская печать прокомментировала это событие такой карикатурой:
Рисунок Юлия Ганфа (1898—1973). «Временное правительство Испании дало возможность бывшему королю Альфонсу бежать за границу и обещало ему пенсию. (Из газет). Альфонс XIII: — Не волнуйся, дорогая, если этот мостик продержится, мы вернёмся этим же путём обратно».И точно... ныне в Испании царствует правнук короля Альфонсо XIII, жив и его внук Хуан Карлос I, взошедший на престол в 1975 году, после смерти раздавившего Республику генералиссимуса Франко...
https://maysuryan.livejournal.com/3002341.html
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
![[syndicated profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/feed.png){kind=small}
maysuryan_feed
